Лили Кинг

Я думала, на Пиккадилли стоит статуя Эроса. – Она перебирала карандаши на моем столе. Я чуть было не решил, что она сейчас начнет записывать.
– Многие так думают. Но это его брат-близнец, мститель за отвергнутую любовь. Поэт до последнего часа.

Я хочу. Непереходный глагол. Дополнения нет. Нечто, противоположное желанию умереть. Но столь же невыносимое.

Прежде чем стать мне кем бы то ни было еще, Люк показался привычным.

Сильно оно было – то, что между нами, – как влажный воздух и запах всего зеленого, готового расцвести.

– Я написал стихотворение о пчелах.
– Ненавижу пчел.
– Оно сегодня утром просто выпало из меня целиком.

Из того, что Люк рассказал мне про Мэтта, я представляла себе парня в сарае с кучей хлама по углам, но Мэтт, оказывается, жил в ярком красном доме, в оконных ящиках тесно от цветов.

Подходит официант, спрашивает, как у нас всё.

– Ну, моя рыба умерла, – отвечает Оскар.

– Не говори нам, что девушка грустит. Скажи нам, что она не чувствует своих пальцев. Эмоции – они физичны.

как в том рассказе “Сочинители писем” о мужчине и женщине, влюбляющихся друг в друга за десять лет переписки, а затем они встречаются и телесно не могут угнаться за своими же словами

Подруга по колледжу как-то раз сказала, что не понимает, как люди читают для удовольствия. Она за словами ничего не видела и не чувствовала. Слова ничего не преображали ни во что другое, это лишь звук ее внутреннего голоса, зачитывавшего фразы. Она заключила, что у нее нет вообще никакого воображения. Вдруг я тоже теряю воображение? Такой свежий страх холоден как лед. Никогда не смочь больше ни читать, ни писать. Но важно ли это действительно?