О.В. Перфильев

Шапочка Джекаби походила на неумелый детский рисунок шляпы, который по ошибке можно было принять за изображение слона или брокколи, если держать его не под тем углом. В лучшем случае ее можно было назвать куском пряжи, изо всех сил старающимся выглядеть шляпой.

Оказавшись на распутье, люди часто полагают, что должны выбрать какую-то одну дорогу. Но, как я неоднократно подчеркивал, люди глупы. Мы не идем ни по какой дороге. Мы и есть дорога. Мы и есть все дороги и все перекрестки. Конечно же, можно выбрать и то и другое.

величайшие люди в истории – не те, кто ни разу не потерпел неудачу, а те, кто продолжал упорно идти вперед, несмотря на многочисленные поражения, пока не пришел наконец к победе.

Неудача – это не противоположность успеха, это его часть.

Смело шагайте вперед, навстречу цели. Вам не по силам лишь те дороги, от которых вы отказались сами, поэтому прежде всего не позволяйте страху перед неудачами одержать верх над вами.

Любая мелочь значима. Каждый шаг важен.

– И в чем же выражается ее смелость?

– В чем выражается? – Я подумала. – В мире существует множество невероятно злобных людей, ненавидящих всех, кто хоть чем-то от них отличается. Она могла бы избежать многих опасностей, если бы одевалась и вела себя так, как требует общество, но мисс Ли выбрала другой путь – оставаться собой. Это и есть смелость.

Вступление Проблема неравенства
«Опасное и растущее неравенство»
Сколько миллионеров нужно, чтобы на их деньги можно было купить имущество половины мирового населения? В 2015 году шестьдесят два самых богатых человека мира владели таким же капиталом, что и беднейшая половина человечества, то есть 3,5 миллиарда человек. Если бы эти богачи решили отправиться на прогулку, то они легко бы разместились в большом экскурсионном автобусе. За год до этого для той же задачи потребовалось бы восемьдесят пять миллионеров, и их удалось бы рассадить только в более просторном двухэтажном автобусе. Но не так уж давно, в 2010 году, половиной всего мирового капитала владели как минимум 388 миллионеров, и для них пришлось бы заказать целый конвой транспортных средств или большой самолет, вроде Boing 777 или Airbus A430 [4].

Но неравенство создают не только мультимиллиардеры. Всего на 1 % домашних хозяйств мира приходится чуть более половины частного богатства планеты. Если же учесть активы, которые многие из этих богачей скрывают в офшорах, то этот показатель только увеличится. Такой разрыв определяется не только разницей среднего дохода между развитыми и развивающимися экономиками мира. Такой же дисбаланс наблюдается и внутри отдельных стран. Самые богатые 20 % американцев в настоящее время владеют такой же собственностью, что и вся беднейшая половина домохозяйств их соотечественников, а на 1 % самых крупных доходов приходится пятая часть всего национального дохода.

Все это вызывает растущую озабоченность. В 2013 году президент Барак Обама окрестил растущее неравенство «определяющим вызовом»:

И это опасное и растущее неравенство, отсутствие вертикальной мобильности, которое ставит под угрозу основной постулат американского среднего класса – представление о том, что благодаря усердному труду можно чего-то добиться. Я считаю, что это определяющий вызов нашего времени – сделать так, чтобы наша экономика работала для каждого работающего американца.

В принципе, социальные институты могут выравнивать возникающие неравномерности, вмешиваясь в схему распределения материальных ресурсов и плодов труда; и в самом деле, известно, что в некоторых древних обществах наблюдалось такое вмешательство. На практике же социальная эволюция обычно имела противоположный эффект. Одомашнивание источников пищи одомашнило и людей. Появление государств, как в высшей степени конкурентной формы организации, повлекло за собой создание строгих иерархий власти и насильственного воздействия, которые, в свою очередь, ограничили доступ к доходу и богатству. Политическое неравенство усиливало и увеличивало экономическое неравенство. На протяжении большей части аграрного периода государство обогащало немногих за счет большинства: преимущества от выделения средств на общественное благосостояние часто меркли по сравнению с коррупцией, вымогательством и хищениями. В результате многие досовременные государства становились настолько неравными, насколько это возможно, прощупывая границы присваивания прибавочного продукта немногочисленными элитами в условиях низкого объема производства на душу населения и минимального роста. А когда появлялись более эффективные институты, способствующие активному экономическому росту – особенно это было заметно на развивающемся Западе, – они продолжали поддерживать высокое неравенство. Урбанизация, коммерциализация, инновации финансового сектора, торговля во все более увеличивающемся глобальном масштабе и, наконец, индустриализация приносили огромную прибыль владельцам капитала. По мере того как преимущества от непосредственного обладания властью уменьшались, а традиционные источники обогащения элиты иссякали, более обеспеченные имущественные права и государственные обязательства усиливали защиту наследственного частного богатства. Даже с изменением экономической структуры, социальных норм и политической системы неравномерность в распределении дохода и богатства находила новые способы роста.