Пер Шлингман

женщинам, которые по всему миру получают все больший контроль над своими удлиняющимися жизнями. Было 38/8, стало 80/2. Была короткая жизнь в 38 лет с восемью детьми — стала долгая, в 80 лет, с двумя детьми, а то и меньше.

И вдруг идея обретает воплощение. Это странно. Удивительно. Порой кажется, что непостижимо. Наверное, так все и появляется на свет. Ребенок, бизнес, политическая партия. Большую роль играет случай.

Все указывает на наши города. Вот они – все как на ладони. Бурлящая смесь из самых крайних крайностей, которые мы, люди, породили. Надежда и безнадежность – бок о бок.

Прогресс мчится вперед на скоростном поезде. Мы уже проехали последнюю станцию. В сельской местности живет менее половины населения планеты. Город стал естественной средой обитания человека.

Города меняют нашу жизнь быстрее, чем раньше.

Женщины с их интеллектуальным багажом и большей продолжительностью жизни выходят на первый план – и города феминизируются. Город как среда обитания и город как движущая сила

В 1992 г. Фрэнсис Фукуяма опубликовал свою нашумевшую книгу «Конец истории и последний человек»[1]. Конец истории. Он подразумевал, что западную либеральную демократию можно считать финальной точкой развития человечества. По мнению Фукуямы, нет никаких сомнений, что мы все рано или поздно к ней придем.

Вопреки его гипотезе, мы сейчас находимся скорее на стадии конца будущего. Конечно, будущее не закончилось. Просто оказалось, что оно такое, каким было всегда, – совершенно непредсказуемое.

Но мы покажем, что теперь наблюдается явственное смещение в сторону новой действительности, где доминирующая роль будет за городами, женщинами, «диким» (по нашему определению) знанием и экоизмом, который придет на место эгоизму. А противоборствующие левые и правые уже сейчас постепенно становятся и левыми и правыми одновременно.

Коммунизм находится на грани исчезновения. Из приблизительно 200 стран современного мира только Северная Корея идет своим курсом, придерживаясь некой самодельной комбинации коммунизма и религии. А все остальные живут при той или иной форме капитализма.