Григорий Крылов

Я все еще пребывала в состоянии «откуда он взялся на мою голову?». И еще: почему он вел себя так, будто знает меня, будто мы знаем друг друга, тогда как мы друг друга не знаем? Почему он считал, будто я не возражаю против его присутствия рядом со мной, тогда как я возражаю? Почему я не могла просто остановиться и сказать этому типу, чтобы он оставил меня в покое? Только спустя время – и я не имею в виду спустя час – мне в голову пришли другие мысли, кроме «откуда он взялся на мою голову?». Говоря «спустя время», я имею в виду мои двадцать лет.

Лоренцо вспоминал хлеб, какой ему до­водилось есть в жизни, как бездумно он его поглощал, даже не чувствуя вкуса; ведь хлеб — он вроде воздуха, ты его принимаешь как нечто само собой разумеющееся, бесплатное приложение к еде.

Ему не хватает воображения, что­бы представить худший вариант. И вот почему никто никогда не оказывает сопротивления — мы

все хотим верить в лучшее. Потому что представлять последствия страшновато.

Чтобы выжить, человеку нужно как минимум делать вид, что он сторонник победителя.

А еще потому, что большинство живых существ могут привыкнуть почти к чему угодно, даже к воплям несчастных.

Нет, их сердца­ не зачерствели, просто они ничего не могли изменить, а бессилие ведет к особой форме спокойствия.

Временам года все равно, сколько тел гниет в земле, цветы расцветают.

важно помнить не только жертв. Мы должны помнить и героев.

я хотела воздать должное этим людям,­ обычным мужчинам и женщинам, чьи отважные и жерт­венные поступки всем нам дают надежду. Даже в самые темные времена всегда найдется Лаура, чтобы осветить путь.