Мирья Лекке

Их мечты, мысли, даже эмоции могли быть исключительно большими, стрельчатыми, как горы, среди которых они жили <…> Разрывались, бросались друг на друга с криком… плакали, любили, ненавидели, почитали, ругались <…> Могли жить только в крайностях. Даже свои озера называли морями (Jagielski, 2013 [1994], 21).

Мы изолируемся от Востока. Восток становится резервуаром вытесненных культурных черт, которые, однако же, присутствуют в нас; они — говоря языком Лaкaна — это реальное, которое раз за разом просвечивает сквозь причесанное до западных ожиданий символическое (Śmieja, 2013, 252).

Если в советскую эпоху русско-грузинский миф способствовал почти ритуальному изучению истории взаимоотношений двух народов, то начиная со второй половины 1980‐х годов именно этот миф стал своего рода фундаментом для политического, военного, а также, как тогда казалось, и культурного размежевания некогда «братских республик».