Мария Красовицкая

Молодость моей матери — это отчасти попытки избежать наиболее вероятной участи: нищеты (неминуемой) и алкоголизма (вполне возможного)

Думаю, я пишу о маме, потому что настал мой черед произвести ее на свет.

Не помню, когда я вернулась к жизни, которую называют нормальной (расплывчатая, но всем понятная формулировка)

вся моя жизнь — где-то между менструальным календарем и презервативом из автомата за один франк. Это хороший метод измерения жизни. Куда вернее других.

парадокс справедливого закона почти всегда состоит в том, что бывших жертв заставляют молчать, ведь «всё уже позади», и в результате молчание по-прежнему скрывает правду.

Время превратилось в нечто бесформенное, оно росло внутри меня, и его надо было уничтожить любой ценой.

Все судили по закону, никто не судил закон.

В Японии абортированных эмбрионов называют «мизуко» — дети воды.

Я лишусь всякой власти над своим текстом, он будет выставлен на обозрение,

. Я ничем не отличалась от женщин в соседней комнате. Мне казалось, что я знаю даже больше, чем они. В туалете университетского общежития я родила жизнь и смерть одновременно.