Мария Красовицкая

Молодость моей матери — это отчасти попытки избежать наиболее вероятной участи: нищеты (неминуемой) и алкоголизма (вполне возможного)

Думаю, я пишу о маме, потому что настал мой черед произвести ее на свет.

И, как водится, непонятно было, запрещены ли аборты, потому что это плохо, или это плохо, потому что запрещено. Все судили по закону, никто не судил закон.

Постепенно я начинала устанавливать связь между тем, что со мной произошло, и своим социальным происхождением. Я была первой из семьи рабочих и мелких торговцев, кто поступил в университет, избежав места на фабрике или за прилавком. Но ни университет, ни филологический факультет не смогли спасти меня от неизменной ловушки бедности

парадокс справедливого закона почти всегда состоит в том, что бывших жертв заставляют молчать, ведь «всё уже позади», и в результате молчание по-прежнему скрывает правду

Мимо прошли люди. Мне показалось, что они смотрят на нас и понимают, чтó сейчас произошло. Я чувствовала, что от меня отвернулся весь мир, кроме этой старухи в черном пальто, которая провожала меня

Мы обе беззвучно плачем. Этой сцене нет имени, это жизнь и смерть вместе. Это жертвоприношение.

мной. Девушка, сделавшая аборт, и мать-одиночка из бедных районов Руана были в одной лодке. Возможно, ее презирали даже больше, чем меня.

Сливки для кормящей мадам Х или Y». Какая, должно быть, честь.

носила в своем теле тайну ночи с 20-го на 21 января. Я подошла к самой грани, но не знала, была ли то грань кошмара или красоты. Я гордилась собой.