Мария Троицкая

Мы всегда садимся за один и тот же столик в глубине зала, откуда я могу исподтишка наблюдать за посетителями и расчленять их, как судмедэксперт, готовый за финансовое вознаграждение или коробку гаванских сигар живьем уложить их на секционный стол.

Зима — слишком суровое время года, а у батарей центрального отопления слишком мало общего с пылкими любовниками из пьес Мюссе.

Любовь — это жульнический рынок, на котором я слишком долго продавала свои прелести и свою молодость, а потом лила потоки слез, словно хотела отмыть тротуар после того, как с него убрали все ларьки.

Жизнерадостность — это благословенный душ, она сдирает корку сплина и растворяет мельчайшие частицы меланхолии.

Бесконечность пространства унизительна, как старость, которая была и остается единственным способом постичь, что такое время.

Кошмары персональны, как зубная щетка.

Бодлер в одном из стихотворений написал, что «слезы и стоны осени» напоминают ему стук молотка, сколачивающего эшафот.

Кстати, во французском языке про ненастную погоду говорят, что она «как в День всех святых», даже если на дворе
весна.

Но, несмотря внешнюю атрибутику, это глубоко христианский праздник, и пусть никто из ныне живущих не понимает, что он означает, люди интуитивно чувствуют, что он связан не с прославлением смерти и всякой дьявольщины, а, наоборот, дает повод для веселья.

Даже если карнавальное действо под названием Хэллоуин появилось во Франции и других странах европейского континента под влиянием американской модели, это не отменяет того факта, что оно ведет происхождение из Западной Европы, точнее, с Британских островов, где оно всегда было в почете.