Василий Аксенов

­ялем и любящий Бо.

Тифлис, впрочем, вскоре снова ожил, при нэпе он снова зазвенел своими сазандариями, этот древний человеческий дом все-таки трудно превратить во вшивую казарму. Так или иначе,

уверенная в реальности своей сугубо городской, не политической, то есть как бы вполне нормальной, рол

Ну а в основном Москва крутила свои дни, как обычно.

В остальном все шло как бы обычно, бежали организованные потоки на работу и с работы, томились в очередях, по воскресеньям отправлялись на футбол «Спартак» — «Динамо»

Гнев страны в одном рокочет слове!
Я произношу его: расстрел!
Расстрелять предателей отчизны,
Порешивших СССР сгубить!
Расстрелять во имя нашей жизни
И во имя счастья — истребить!

Ах, как хорошеет Москва! Милиции выдали белые шлемы и нитяные перчатки! Целиком приподнимаются и передвигаются дома, чтобы расширить улицы. Катят наши советские автомобили, «эмки» и ЗИСы!

Связи с польской разведкой. Не знаю уж, почему именно с польской, а не с какой-нибудь посолиднее. Может, потому, что у меня фамилия на «ский»? Словом, ПШ — «подозрение в шпионаже».

Позволь мне тебя спросить, Лё, это что, тайна государства или... — Он остановил друга и прошептал ему прямо в ухо: — ...Или преступной шайки?

Мужчины в этой стране вырождаются, некому будет воевать.

В Тифлисе исключительно расцвела артистическая жизнь. Еще в германскую многие поэты и художники из столиц рванули на Юг, чтобы не попасть под призыв, ну а потом бежали уже от красных, от белых, от зеленых, то есть от всех, кто не понимал, что именно революция в искусстве спасет мир, а не банальные пушки, не вульгарные шашки, не пошлейшие массовые убийцы-пулеметы.