Марина Травкова

Любая измена – это измена человека прежде всего самому себе. Это невозмож

вы, читая это, находитесь в схожей ситуации, спросите у себя:

– Так ли уж плохо «плохое» прежнее?

– Так ли уж хорошо «хорошее» новое?

Вообразите, что ваш основной партнер и ваш любовник (либо партнерша и любовница) поменялись местами. Что ваш любовник/любовница – человек, который разделяет ваш повседневный быт, детей, расходы. А ваш основной партнер/партнерша – тот, с кем вы встретились на какой-то вечеринке или завязали интрижку в офисе.

Суть этого противостояния можно свести к вопросу, однажды сформулированному одним из авторов сборника, журналистом Юрием Сапрыкиным: «„Зачем говорить „нарцисс“, когда можно сказать „мудак“?»

язык поп-психологии проникает в повседневную речь и воспроизводится по любому поводу, заменяя собою фигуру ответственности, поступка, выбора

самый важный критерий роста мы заимствовали из физики: разнообразие, помноженное на скорость, плюс коэффициент движения относительно «других». Чем больше всего нового и полезного мы можем уложить в единицу времени, тем быстрее идет наш личностный рост, и особенно здорово, когда мы растем быстрее, чем другие. Ведь сейчас каждый знает, что в будущее попадут не все.

В противоположность этому человек со здоровым нарциссизмом мог бы характеризовать себя так: «Внутри себя я устойчиво ощущаю, что я хороший. Со мной все нормально, даже если ситуативно я не справляюсь, не достигаю целей или у меня не получается строить отношения. Мне больно, когда интересные люди меня не выбирают, но я уже не разрушаюсь, думая, что это я — ничтожество. Я ощущаю себя способным быть в отношениях на равных, и мне совсем неинтересно заходить в них сверху или снизу. Я согласен на свое собственное место в отношениях с людьми, и для этого мне не надо быть ни грандиозным, ни каким-то особенным. Фантазии об „идеальной версии меня“ уже не подстегивают. Мне все больше интересно узнавать себя настоящего, а не пытаться соответствовать фантому».

Это представление о «я», как марксизм когда-то, кажется сегодня всесильным, «потому что оно верно»; стоит лишь заметить, что рядом существуют и другие, с этой терапевтической концепцией не схожие, и эта концепция не обещает привести нас к «радости» или «счастью», а лишь стремится минимизировать уровень боли, и, обещая помочь «разобраться в себе», ищет источник всех бед в другом, и… Но тут мы рискуем слишком далеко заплыть в чужие территориальные воды, и эту токсичную критику лучше оставим при себе.

В конце концов, расставаться, уходить из/от отношений — не значит уничтожать их ценность в своей жизни. Это значит признавать, что не всякий опыт случается таким, как мы его задумывали. Кажется, честнее принять, что нечто потеряно, чем с легкостью ставить клеймо «бестолково потрачено».

В нашей культуре есть идея конкуренции. Если тебе изменили, если твой партнер или особенно партнерша выбрали не тебя, то с тобой как будто что-то не так. Ты хуже кого-то. Или (см. предыдущий пункт) ты что-то не так делал. Возникает желание скорее оправдаться и обелить себя. Объяснить всем, как было на самом деле.

есть еще ваши собственные чувства вины и стыда, и они, к сожалению, довольно быстро перегорают в душевной топке и превращаются в… раздражение и гнев. Да, одна из самых распространенных реакций в такие моменты – гнев на партнера. Мы не любим чувствовать себя плохими, поэтому гнев быстро смещается на тех, кто нас – как нам кажется – заставляет такими себя чувствовать. Это отголоски нашего воспитания. Кого в детстве не корила учительница, кому не выговаривал отец? У нас у всех есть выработанная реакция на обвинения.