Филипп Бессон

Одно обстоятельство придает ему сил: косметическая работа сделана на совесть, и на шее нельзя различить след от веревки.

Меня еще раз словно ударило током.

Он говорит: мой отец повесился. Его нашли в петле в амбаре.

маму это тревожило, она говорила: хватит врать, она говорила именно врать, а не сочинять

Во всем чувствовалась грошовая экономия, не бедность, а средненький уровень, что, бесспорно, простить куда труднее.

просто переспать — куда лучше, чем несчастная любовь, но иногда у нас нет выбора.

Выхожу после сдвоенного урока философии («Можно ли одновременно признавать свободу воли и допустить существование бессознательного?», нам говорили: вот типичный пример темы, которая может попасться на экзамене).

Нахожу его пенис, светлый, роскошный, с проступающими венами. Он меня восхищает. Мне понадобятся годы и много любовников, чтобы пересилить тот восторг.

А далеко, очень далеко от Барбезьё, от его апатии, от здешних свинцовых небес и отсутствия перспектив. Что я спасусь от всего этого, как бегут из тюрьмы, что у меня получится.

Что я выберу столичный город, почувствую себя там в своей тарелке, найду там себе место, точнее, создам для себя это место.

А потом придет и тяга к переездам, невозможность усидеть на месте, отвращение ко всему, что укореняет, удерживает тебя

Между нами — непреодолимая стена. Возможно — презрения. Как минимум — пренебрежения.

Я погружен в свое одностороннее влечение. В эту страсть, обреченную остаться неразделенной. В свою безответную любовь.