Андрей Вознесенский

Мы заменили слово «взяточник»
на благозвучное «откат».

Рыдайте, кабацкие скрипки и арфы,

над чёрною астрой с причёскою «афро»,

что в баре уснула, повиснув на друге,

и стало ей плохо на все его брюки.

Он нёс её, спящую, в туалеты.

Он думал: «Нет твари отравнее этой!»

На кафеле корчилось и темнело

налитое сном виноградное тело.

«О, освободись!.. Я стою на коленях,

целую плечо твоё в мокром батисте.

Отдай мне своё естество откровенно,

освободись же, освободись же,

от яви, что мутит, от тайны, что мучит,

от музыки, рвущейся сверху бесстыже,

от жизни, промчавшейся и неминучей,

освободись же, освободись же,

освободись, непробудная женщина,

тебя омываю, как детство и роды,

ты, может, единственное естественное —

поступок свободы и воды заботы,

в колечках причёски вода западает,

как в чёрных оправах напрасные линзы,

подарок мой лишний, напрасный подарок,

освободись же, освободись же,

освободи мои годы от скверны,

что пострашней, чем животная жижа

в клоаке подземной, спящей царевной,

освободи же, освободи же…»

Ах, как тошнит от тебя, тишина.

Я – ничей!

Я – не твой, я – не твой, я – не твой!