Анна Лёвенхаупт Цзин

Белые ветераны отыгрывают свои травмы; кхмеры залечивают военные раны; хмонги вспоминают пейзажи битв; лао тягаются с законом. Каждое из этих исторических течений мобилизует практику сбора грибов как практику свободы. Вот так, без всякого корпоративного найма, обучения или дисциплины, собираются и забрасываются в Японию горы грибов.

Первыми людьми, «чокнутыми на мацутакэ» в Орегоне, были японцы, прибывшие сюда в то узкое окно возможностей между изгнанием китайцев в 1882 году и «Джентльменским соглашением», остановившим японскую иммиграцию в 1907-м [103]. Кто-то из первых японских иммигрантов работал на лесоповале и нашел мацутакэ в лесу. Когда японцы занялись сельским хозяйством, они стали возвращаться в лес ежесезонно: весной — за папоротником вараби, весной — за побегами фуки [104], а осенью — за мацутакэ. К началу ХХ века походы за мацутакэ — пикники, совмещенные со сбором грибов, — стали распространенной формой досуга, воспетого в стихотворении, с которого начинается эта глава.
Стихотворение Уриуды — полезная веха и удовольствия, и дилемм. Охотники на мацутакэ ведут в горы автомобиль, они — воодушевленные американцы, несмотря на японское восприятие. Как и другие, выехавшие из Японии времен Мэйдзи, эти иммигранты были серьезными специалистами перевода, изучающими другие культуры. Вне себя от счастья, они были как дети — и в американском, и в японском смысле. И тут вдруг все изменилось: Вторая мировая война.
Со времени прибытия в Штаты японцы боролись с запретами на присвоение гражданства и землевладение. Вопреки этому они преуспели в земледелии — особенно в выращивании требовательных к уходу фруктов и овощей, например, цветной капусты, которую приходилось защищать от солнца, и ягод, которые нужно собирать вручную. Вторая мировая война прервала эту траекторию, согнав японцев с их ферм. Орегонские японские американцы были интернированы в «Военные лагеря перемещения». Дилеммы их гражданства вывернулись наизнанку.

Это история соприкосновения между Японией и Соединенными Штатами, оформившего мировую экономику. Смещение отношений между американским и японским капиталами, считаю я, привело к развитию общемировых каналов снабжения — и к концу упований на прогресс, нацеленный на всеобщее движение вперед.

Стоимость мацутакэ, таким образом, возникает не из одной лишь потребительской цены и коммерческого обмена: она создается актом дарения. И это возможно благодаря тому, что посредники по всей длине цепи подносят своим клиентам это качество мацутакэ как личный подарок. Вероятно, эта персонализация напоминает о других аристократических продуктах, в других землях. Джентльмен желает себе костюм по мерке, а не с вешалки в магазине. Но эта параллель выявляет преобразование из товара в подарок еще ярче. Во многих секторах экономики и во многих культурах посредники нацелены на преобразование капиталистических товаров в другие ценностные формы. Подобные посредники заняты переводом стоимости, посредством которого капитализм уживается с другими способами придания образа людям и вещам.

Лес в центральном Юньнане в основном редкий и юный. С виду — возмущенный

В конце концов, мировая экономика всегда была центральной частью прогресса, и даже радикальные критики описывали ее движение строго вперед как освоение мира. Подобно исполинскому бульдозеру, капитализм разравнивает землю под свои задачи.

Его отличие от остальных высвечивает выраженность свободного ассамбляжа как выдела

Экономическая система представлена нам как набор абстракций, требующих таких допущений относительно участников (инвесторов, работников, сырья), что ведут нас прямиком к понятиям ХХ века о масштабируемости и расширении как о прогрессе. Соблазненные изяществом этих абстракций, немногие считают важным присмотреться к миру, который экономическая система якобы упорядочивает. Этнографы и журналисты докладывают нам о выживании, процветании и истощении — то там, то сям. Тем не менее имеется разрыв между тем, что нам рассказывают специалисты об экономическом развитии, с одной стороны, и историями о жизни и способах выживания — с другой. Так дело не пойдет. Самое время напитать наше понимание экономики искусством примечать.

Многие думают, что грибы — это растения, однако на самом деле они ближе к животным. Грибы не производят себе питание из солнечного света, в отличие от растений. Как и животным, грибам приходится искать себе пищу. И все же питание у грибов обычно щедрое: оно создает миры для других организмов. Так получается потому, что у грибницы налажено внеклеточное усвоение. Чтобы расщепить еду на питательные вещества, грибница выделяет вовне пищеварительные кислоты. У нее словно вывернутый наружу желудок, и пища переваривается снаружи, а не внутри тела грибницы. Питательные вещества далее проникают в клетки, благодаря чему тело грибницы растет, но растут при этом и биологические виды — соседи. Растения способны существовать на суше (а не только в воде) именно потому, что за историю нашей планеты грибам удалось переварить каменистые породы и тем самым сделать питательные вещества доступными для растений

Внимательно гулять по лесу, даже искореженному, значит поражаться обилию жизни — и древней, и юной, стелящейся и устремленной к свету. Но как разглядеть жизнь леса? Можно начать, поискав коллизии и приключения вне человеческой деятельности. И все же мы не приучены читать истории, в которых нет человеческих героев. С этой загадкой и разбирается третья часть книги. Способна ли я показать ландшафт как главного героя приключения, в котором люди — всего лишь одна из разновидностей участников?