Холли, верная духу независимости и спартанства, сидела за рулем реликтового «ленд-ровера», на котором ее мать когда-то полгода колесила по Африке: Холли получила его в качестве подарка к окончанию колледжа. По расчетам Дона, общее количество пройденных машиной миль равнялось путешествию до Луны и обратно.
Холли выпрыгнула из внедорожника и наградила отца объятием, от которого у него затрещали кости. Она была низкорослой, крепко сбитой, со светлыми с проседью волосами; в шрамах и отметинах на загорелом лице читалась вся ее богатая приключениями жизнь. Подобно матери, она обладала рецептом вечной молодости, самобытным, страстным жизнелюбием, исключавшим слабость любого рода, в том числе и физическую. Ее глаза светились мрачным юмором, накопленным за двадцать с лишним лет преподавательской практики в начальной школе.
– Здорово`, братец, – сказала она, когда Курт вышел на крыльцо, приглаживая на ходу свои роскошные волосы.
Она стукнула его в плечо – так сильно, что Дон сморщился, словно почувствовал боль сам: он помнил эти шуточные поединки с Холли – даже когда та была еще подростком, ее исцарапанные кулаки лупили как две увесистые дубины.
Курт крякнул и постучал по ее лбу костяшками пальцев, и Дон поспешил встрять между ними, прежде чем эта полуигривая стычка переросла в настоящую и его дети принялись кататься в грязи, вцепившись друг другу в волосы и кусаясь; за годы, полные разбитых носов и уязвленных самолюбий, навыки рефери были отработаны у него до автоматизма. Ничего не изменилось, в декабре обоим стукнет пятьдесят, а они в мгновение ока снова готовы вернуться в детство.