Жюли Реше

самый важный критерий роста мы заимствовали из физики: разнообразие, помноженное на скорость, плюс коэффициент движения относительно «других». Чем больше всего нового и полезного мы можем уложить в единицу времени, тем быстрее идет наш личностный рост, и особенно здорово, когда мы растем быстрее, чем другие. Ведь сейчас каждый знает, что в будущее попадут не все.

Суть этого противостояния можно свести к вопросу, однажды сформулированному одним из авторов сборника, журналистом Юрием Сапрыкиным: «„Зачем говорить „нарцисс“, когда можно сказать „мудак“?»

язык поп-психологии проникает в повседневную речь и воспроизводится по любому поводу, заменяя собою фигуру ответственности, поступка, выбора

В противоположность этому человек со здоровым нарциссизмом мог бы характеризовать себя так: «Внутри себя я устойчиво ощущаю, что я хороший. Со мной все нормально, даже если ситуативно я не справляюсь, не достигаю целей или у меня не получается строить отношения. Мне больно, когда интересные люди меня не выбирают, но я уже не разрушаюсь, думая, что это я — ничтожество. Я ощущаю себя способным быть в отношениях на равных, и мне совсем неинтересно заходить в них сверху или снизу. Я согласен на свое собственное место в отношениях с людьми, и для этого мне не надо быть ни грандиозным, ни каким-то особенным. Фантазии об „идеальной версии меня“ уже не подстегивают. Мне все больше интересно узнавать себя настоящего, а не пытаться соответствовать фантому».

Это представление о «я», как марксизм когда-то, кажется сегодня всесильным, «потому что оно верно»; стоит лишь заметить, что рядом существуют и другие, с этой терапевтической концепцией не схожие, и эта концепция не обещает привести нас к «радости» или «счастью», а лишь стремится минимизировать уровень боли, и, обещая помочь «разобраться в себе», ищет источник всех бед в другом, и… Но тут мы рискуем слишком далеко заплыть в чужие территориальные воды, и эту токсичную критику лучше оставим при себе.

В конце концов, расставаться, уходить из/от отношений — не значит уничтожать их ценность в своей жизни. Это значит признавать, что не всякий опыт случается таким, как мы его задумывали. Кажется, честнее принять, что нечто потеряно, чем с легкостью ставить клеймо «бестолково потрачено».

Либерман предложил пересмотреть пирамиду Маслоу, приводя доводы в пользу того, что социальные потребности находятся в самой основе пирамиды, являясь даже более базовыми, чем потребности в пище. Его аргументация проста. Для того, чтобы были удовлетворены те потребности человека, которые в изначальной версии пирамиды считались базовыми, вначале ему необходимо вступить в контакт, наладив связь с опекунами.

одни и те же нейронные связи активизировались и в случае, если обезьяна наблюдала за тем, как исследователь совершает некое действие, и когда она сама совершала это действие. Так, если обезьяна брала какой-то предмет, в моторном отделе ее мозга возникала такая же нейронная активность, как и в том случае, если обезьяна лишь наблюдала за действиями берущего предмет.
Активизирующиеся при наблюдении за чужими действиями нейроны были названы зеркальными

Мы можем до бесконечности утончать элементы этой имманентной формы сосуществования, к примеру, от непосредственных оргаистических связей преходить к опосредованному книгами обмену мнениями, но, в сущности, мы навсегда останемся частью порождающей нас социальной оргии.

исследования, последовавшие за статьей Ризолатти, показали, что новорожденные уже в возрасте 42 минут начинают повторять показанные им жесты[1]. Это довольно сенсационное открытие, ведь раньше считалось, что младенцы изначально не способны подражать.