Дарья Димке

Повседневные, привычные действия, совершаемые автоматически, должны наполниться смыслом, стать осознанными. В этом смысле утопия предполагает исчезновение повседневности или по крайней мере сведение ее к минимуму.

Европейской и американской культурам двадцатого века в целом было свойственно представление о детстве как своеобразном замкнутом мире, а о ребенке — как о существе, которое нужно оберегать от столкновения с миром взрослых

элементы утопической воспитательной технологии, будучи «выдернутыми» из контекста и распространенными на все советское общество, превращались в тоталитарные ритуалы.

Девиз организованного при «Kомсомольской правде» коммунарского клуба «Алый парус» звучал так: «Наша цель — счастье людей».

СССР и нацистская Германия), для которых было характерно представление о детстве, прямо противоположное данному: ребенок в этих обществах воспринимался как партнер, дети активно участвовали в жизни взрослых. Граница между миром взрослых и миром детей была зыбкой. Педагогическая технология создавалась, отталкиваясь от господствующей европейской модели, противопоставляя себя ей. Она была направлена на разрушение границ мира детства, так заботливо выстраиваемых в европейской культуре, и на слияние мира детей с миром взрослых

«После посещения церкви мы решили, что царство небесное — это такая Швамбрания, которую взрослые выдумали для бедных».

«опыт детства» — необходимая часть жизни каждого человека, своего рода вечный источник доброты, фантазии и невинности, источник, к которому каждый взрослый может обратиться в трудную минуту.

Речь идет о такой модели человеческого сосуществования, когда общая жизнь строится в соответствии с законами искусства: разумно, гармонично и упорядоченно. Причем эту разумную, гармоничную упорядоченность люди должны понимать если не одинаковым, то очень схожим образом. Этого можно достигнуть только в том случае, если найдены идеальные внутренние механизмы упорядочивания и контроля, которые не только превращали бы определенное количество людей в единое сообщество, но и трансформировали бы повседневность.

Утопические зрение, таким образом, не могло быть частью утопии, поскольку было зрением историческим.

Проанализировав педагогическую технологию, уходящую корнями в эпоху оттепели,