Наталия Флейшман

Помню, многие тогда называли меня скрягой, и на упрек этот я про себя возражал тем, что лучше быть непонятым сейчас, чем униженным в будущем.

Прежде чем завершить сию рукопись, скажу несколько слов и о Викторе — однако я должен быть краток: уже слышно, как на лужайке звякает серебро по фарфору.

Сейчас я вижу его из окна — Виктор стоит рядом с Хансденом, который восседает на стуле под буком и, возложив длань на плечо отрока, Бог знает какие вливает в него мысли и наставления. Виктор улыбается и внимает Хансдену с явным интересом — когда лицо его озаряется улыбкой, он больше чем когда-либо походит на мать, но, к сожалению, сияние это пробивается так редко!

Вот Фрэнсис подходит к окну в моей библиотеке и, отстранив заглядывающую в него ветку жимолости, сообщает, что чай готов; видя, однако, что я и не думаю прерываться, она приходит ко мне и, приблизившись сзади, тихо кладет руку мне на плечо:

— Monsieur est trop appliqué.

— Скоро освобожусь.

Фрэнсис придвигает стул и, устроившись на нем, терпеливо ждет, пока я закончу; присутствие ее отрадно для меня, как запах свежего сена и пряный аромат цветов, как переливы зари и летняя умиротворяющая тишина вечернего часа.

Но вот я слышу шаги Хансдена; он возникает в окне, бесцеремонно отодвинув от него жимолость и потревожив при этом пару пчел и бабочку.

— Кримсворт! Я повторяю: Кримсворт! Миссис, заберите у него перо и заставьте поднять голову.

Дай-ка объясню это иначе: я повидала множество браков, в которых каждый из супругов сохранял верность другому – но ни один не был счастлив.

Мне кажется, верить в людей надо еще до того, как они это заслужили. Иначе это будет нечестно. Правда?

Я больше не верю в родственные души и ничего для себя не ищу. Но если бы я в них все же верила, то считала бы, что родственная душа – это некто обладающий всем тем, чего нет у тебя, и который ценит в тебе все то, чем обладаешь ты. А вовсе не тот, кто страдает такими же заморочками, что и ты.

Как там говорится? Дни тянутся долго, а годы летят быстро?

Но раз уж ей выпала такая карта – значит, она выпала и всем нам. А потому я играю при том раскладе, что есть.

Страсть, знаешь… это огонь. И огонь – это здорово, чел! Но мы-то все сделаны из воды. Именно вода дает нам жизнь. Именно вода необходима нам для выживания.