Грэм Харви

проповеди и догматы не определяют религию и то, как она переживается

Ошибочно принимать религию за систему верований — вот что породило боязнь того, что наша рациональность может быть повреждена, как будто заражена допущениями

традиция определяет за нас, что следует считать важным

Как провокационно заявляет Бруно Латур,
религия даже не пытается <…> достичь чего-то по ту сторону, а только предъявить присутствие чего-то, обозначаемого конкретным техническим и ритуальным выражением «Слово воплощенное», означающим, что оно здесь — живое, — а не мертвое там, далеко <…> Религия, в этой традиции, делает все, чтобы моментально переключить внимание, систематически пресекая желание уйти, игнорировать, быть равнодушным, заскучать или пресытиться. А наука не имеет ничего общего с видимым, отчетливым, непосредственным, осяза­емым, с живым миром здравого смысла — с миром упрямых «на самом деле» (Latour 2010:110).

Тем не менее идеология, которую разделяют многие ученые, безусловно настаивает на желательности и возможности объективности в самом строгом смысле. То есть подобно тому, как трансцендентное божество обладает еще лучшим, чем с высоты птичьего полета, обзором положения дел, обученный и дисциплинированный ученый также должен быть способен целиком и полностью отражать реальность для других. Но не существует такой удаленной позиции, с которой реальность видится и целостно, и адекватно. Всегда есть другая сторона (внешняя или внутренняя), которую нельзя увидеть, потрогать, понаблюдать. Заключение в скобки [27] работает лишь в том случае, если исследователь признает, что его перспектива ограниченна, и откажется от претензий на то, что ему под силу охватить все существенные вопросы.

По счастью, разумеется, большинство из нас (ученых) хорошо понимают, насколько безумно претендовать на едва ли не божественное могущество. Мы стремимся к пониманию посредством особых отношений, которые мы налаживаем с теми, кого исследуем.

Феноменология религии оперирует представлением о том, что «я» (self) обладает «зеркальной сущностью» (Рорти 1997), что религиозный субъект потенциально прозрачен для самого себя (self-transperent), обладает привилегированным доступом к своим мыслям, чувствам и эмоциям, которые, будучи обобщенными, могут стать основанием теории религии. Пиетизм и раннее творчество Гуссерля объединяет недоверие к «внешнему» миру и практическому действию в нем, ведь первый стремился избежать посредничества в отношениях между верующим и Богом (отрицая эффективность труда в католицизме), а последний видел в сопряженности с внешним миром препятствие к раскрытию трансцендентального эго (Vasquez 2011:88).

И ошибочное само по себе, и — к тому же — неправильно понимаемое протестантское определение религии как «веры в бога», «веры в духов» или в «постулируемую метафизику» — не самый разрушительный результат академической науки, служащей интересам одной-единственной религии.

исследования в реальном, «глубинном» мире [30]

Напротив, ничто не прекращает развиваться, ничто не застревает на примитивных этапах эволюции, не существует «живых ископаемых». Есть лишь существа, продолжающие совместно эволюционировать в постоянно изменяющемся мире, из которых одни лучше приспособлены к своему текущему положению, чем другие.