Александра Голикова

Если что-то здесь и двигалось, то только мираж. Под его гнетом беззвучно дрожали беспредельные сухие земли, пластами поднимаясь к небу. В резком свете полуденного солнца почти стирались неясные очертания желтых песчаных дюн. Среди неровностей и изгибов, пронизанных тонкими тенями колючего кустарника и пунктиром камней на склонах, различалась лишь смутная линия. И кроме этого — ничего. Только бескрайние бесплодные просторы пустыни Негев, над которой навис август с его беспощадной жарой.

На летнем небе высыпали бесчисленные звезды, но сегодня они казались не такими крупными и яркими, как в другие ночи. Звезды походили на песчинки, что переливались на пороге в свете лампы, падавшем изнутри.

Растения просто не сопротивляются — и всё. Они лишь покорно принимают тот факт, что они хрупки и ветер может делать с ними что пожелает: может проникать в них между ветвей, может забавляться с листьями, может подхватывать отчаянный собачий лай и кидать его куда угодно. Точно так же группа солдат тогда похитила девушку, изнасиловала и убила в день, который четверть века спустя совпадет с датой моего рождения. Эта незначительная деталь, которую остальные просто проигнорировали бы, теперь будет преследовать меня вечно помимо моего желания, как бы я ни пыталась ее забыть. Эта истина, которая овладела мной навсегда, будет постоянно забавляться со мной: я ведь такая же хрупкая и слабая, как и деревья, растущие за стеклом моего окна. Может быть, для обретения полной истины, о которой статья умолчала, рассказав историю девушки, нет ничего важнее этой несущественной подробности

Нужно еще немного проехать прямо — и я буду у следующей цели, которая маленькой черной точкой стоит в одиночестве посреди огромного желтого куска земли. Затем я беру карту местности до 1948 года, но тут же в ужасе ее закрываю: там, где на израильской карте разливалось сплошное море желтизны, на палестинской — десятки деревень. Их названия едва не выпрыгивают с бумаги

14 мая 1948 года официально объявили об основании государства Израиль

Книга посвящена искусству экспрессионизма, которое (так уверял автор) проникнуто темами гибели, хаоса и разрушения — всего, что испытали немецкие художники во время Первой мировой войны

Из-за этого они от методов академического искусства перешли к таким, которые отражали бы, насколько искажен, изуродован облик человека и мира вокруг

Стоит мне увидеть черту или границу, как я тут же бегу и перепрыгиваю через нее или крадучись перехожу; то и другое я делаю не сознательно, не из желания бросать вызов рамкам и нарушать границы, а только из-за собственного идиотизма. Как только хоть чуть-чуть зайду за черту, так проваливаюсь в бездну хаотичных чувств; проще говоря, неловкая я очень.