В «Гидроцентрали» есть два больших собрания: одно — похуже, другое — получше. Первому чего-то не хватает. Не совсем удачно проходит вступительная речь. Не совсем сплочены люди. Народный судья не находит полного понимания даже у своих друзей. Более того, облик судьи, которым оказывается женщина, противоречив и не совсем совпадает со стоическим идеалом коммуниста: «...Повеяло нежным ароматом духов, — это судья Арусяк шла на эстраду широкобедрой походкой, непринужденно ставя ноги...» [Там же: 125]. Во время собрания Арусяк кокетничает с рабочим молодняком. Впрочем, этим служитель советского правосудия добивается согласия с народом: «...„Своя“ говорят взгляды из залы» [Там же: 127], — и авторская позиция в отношении к происходящему — сочувственно-апологическая.
Эротизм, язык эротики — лишь один из способов скрепить лидеров с массой. На собрании, которым роман завершается, используется и другой, более универсальный для советской культуры «клей» — дети. На этом митинге внезапно появится класс младшей школы, который как будто специально привезла на стройку воодушевленная социалистическими свершениями учительница. Если радикально огрубить символический код Шагинян, получается, что сначала речь идет о сексе, потом — о его плодах. Глядя на детей, рассевшихся на коленях у рабочих, главный инженер внезапно перевоплотится:
Мальчиком почувствовал себя вдруг главный инженер <...> захотелось дать пережить всем <...> то, что сам глубоко в голове знает и переживает, чем зажжен его мозг [Там же: 392].