Рик Янси

он ни старался подготовить устную презентацию, еще усерднее он трудился над письменным ответом, написав своим почти совершенно неразборчивым почерком по меньшей мере двенадцать черновиков. Все они попадали ко мне, чтобы я привел их в читаемый вид, поскольку, если бы я передал печатнику текст в изначальном варианте, то, несомненно, его бы скомкали и швырнули мне в лицо.

Ты должен мне немедленно сказать, как только начнешь видеть нечто такое, чего здесь никак не может быть. А я должен следить за возможными проявлениями паранойи и бредового мышления. Последнее представляет бóльшую опасность, потому что его можно спутать с твоим обычным образом мышления.

Ты шутишь, но разве ты никогда не задумывался, на каком человеке ты женишься?

— Мне двенадцать лет.

— А мне тринадцать, почти четырнадцать. При чем здесь возраст? Джульетта нашла своего Ромео, когда она была в моем возрасте.

— И посмотри, что с ней случилось.

Ты думаешь, что с тобой это не случится... пока это с тобой не случается

Остается только обкалывать меня обезболивающими и ждать, пока вирус решит, нравлюсь я ему на вкус или нет.

Жестокость — не свойство личности. Жестокость — при­вычка.

Тебе обязательно что-то делать? Чтобы почувствовать себя человеком?

Мы живем, затем умираем, и вопрос не во времени, а в том, как мы им распоряжаемся

Ужасно малого он роста для тринадцати, – констатировал Томас и послал мне краткую, слегка покровительственную улыбку. – Вы, должно быть, очень умны, Уилл.

– Ну… – сказал доктор и умолк.

Не стоит отчаиваться, даже если в самую темную ночь

Погаснет последняя звезда надежды.