Чулпан Хаматова

Магнитский умер от сердечной недостаточности и Путина, и начальника тюрьмы, и…”

К съемочной группе прибился мальчик лет шести, Азамат. Вся съемочная группа учила его стишку: “Петушок, петушок, золотой гребешок, выгляни в окошко, дам тебе горошка”. Мы учили его этому стишку девять месяцев. У него не получалось. Он начинал: “Пэтушок, пэтушок, залатой грыбэшок, выгляни в акошка… – и тут переходил на таджикский речитатив: – я-тэбэдам-гарошкы”. Мы опять повторяли, как надо. Уже стишок этот знали все: и швейцарец Якоб, и немец Мориц, и грузин Мераб – все: “Азамат, ну послушай: выгляни в окошко, дам тебе горошка, понял?” – “Да”. – “Давай!” И он, с круглыми от ужаса глазами, снова доходит до этой строчки, и все повторяется: “Выгляни в акошка, я-тэбэдам– гарошкы”.

В дни, когда съемок не было, Азамат усаживал перед собой полтора десятка приблудных собак, которые крутились вокруг деревни, и командовал им: “Камера, мотор, ёбтвоюмать, поехали!” Потому что так говорил Бахтик.

Катя, я совсем недавно поняла, что нет никакого объективного понимания справедливости. Вот эти люди, которые обвиняют меня в том, что я иду на сделки с властью, в чем-то совместно с ней участвую, эти люди, которые пишут мне к постам в инстаграме комментарии: “Трусы надень или крестик сними”, – комментарии, которые потом читают мои дети и спрашивают: “Мама, это они – о чем?”, – эти люди убеждены, что я в своих поступках исхожу из личной выгоды. “Она то-то и то-то сделала, – думают они, – чтобы потом озолотиться: получить звание, или там Госпремию, или квартиру, или что-то в этом духе”. Люди, которые выкручивают мне шею, не задумываясь, разумеется, о том, как это потом отразится на мне или, черт со мной, на моих детях, – они же меряют меня по себе! Им и в голову, уверена, не приходит, что для меня ни звания, ни премии не имеют никакой цены. А для них, значит, имеют. И если они действительно считают, будто всё, что я делаю, я делаю ради званий, орденов и очков, значит, их мнение не может и не должно быть для меня чем-то серьезным и существенным. На него не следует оглядываться. Потому что будешь оглядываться – никуда не сдвинешься с места, не сможешь просто ничего делать. Ну вот смотри, наша больница, которая совершенно очевидный срез общества – это точка приложения наших усилий, а люди – дети и их родители – те, ради кого мы собираем деньги: рубимся за каждый рубль, устраиваем все эти концерты и аукционы. Понятно, мы делаем это ради того, чтобы дети выздоравливали, а не ради благодарности. Но часто мы не то что не получаем никакой благодарности, мы сталкиваемся с простым и прямолинейным потребительством.

ГОРДЕЕВА: Приведи пример.

ХАМАТОВА: Пожалуйста: перед началом “Игр победителей” я подхожу к родителям с детьми, которые приехали сильно задолго до открытия в Парк Горького, и говорю: “Что вы мерзнете? Раз уж вы так рано приехали, идите, погрейтесь в кафе, оно совсем рядом”. И они мне вдруг, с размаху, отвечают: “Ну, если ты нам оплатишь там кофе с бутербродами, то пойдем”.

ГОРДЕЕВА: А ты?

ХАМАТОВА: А я – утерлась. Это потребительское отношение, эта уверенность некоторых родителей в том, что я должна всех повести в кафе, всем всё купить, всё оплатить, раз уж я “пиарюсь на их больных детях”, – она совершенно не новая. Это внутри больницы, это за ее пределами.

Может быть, мы читали эти книги и влюблялись в их героев для того, чтобы знать, как себя ведут в сложных ситуациях. И не поддаваться никаким провокациям: не предавать никого и прежде всего себя.

Фонд Подари жизнь, созданный Чулпан Хаматовой при поддержке друзей, единомышленников и просто людей, способных на сострадание, спас тысячи детских жизней. Это всем известно. Особенно родителям, дети которых живы благодаря усилиям фонда.

Первый раз, когда я услышала историю о том, что мамы – те самые мамы, на лечение детей которых мы собираем деньги, – воруют чайники и утюги в отделении, я потеряла дар речи, не поверила. Но потом мне рассказывает волонтер, как он помогает маме с ребенком при выписке из больницы: тащит тяжелую сумку с вещами к машине, везет их в аэропорт, они выгружаются. Волотнер тащит эту сумку, ставит ее на ленту котроля безопасности, там просят открыть. Мама открывает. А внутри – четыре утюга, пара чайников и кое-что по мелочи, что фонд купил в больницу, а мама просто забрала с собой. То есть украла.

ГОРДЕЕВА: Это трудно укладывается в голове: почему, зачем некоторые мамы так поступали и поступают. Ну, казалось бы – такая жесткая и тяжелая болезнь, в борьбе с которой столько людей пришли к тебе на помощь. Фонд нашел деньги на лечение ребенка, врачи – спасли. Что ж ты так мелочно тыришь чайник, туалетную бумагу какую-то или, такое тоже бывало в больнице, – сливаешь в пластиковые бутылки хозсредство. И вилки тыришь, и ложки – это мой любимый пункт в отчетах о тратах фонда: ежегодная покупка посуды в столовую. В этом есть какая-то обреченность: мы каждый год покупаем вилки и ложки, зная, что за год их все украдут родители детей, которые лечатся в больнице, которой помогает фонд.

ХАМАТОВА: Слушай, ну дети болеют раком не в каких-то особенных семьях, а в самых обычных. Это – наша страна, наше общество, наши люди, которые не верят в то, что кто-то может делать что-то хорошее для других, не имея личной выгоды. Что кто-то вообще что-то может делать, не имея в виду выгоду или пиар. И живут, исходя из этих своих соображений. Это просто надо держать в голове: есть люди, которые во всём, что ты делаешь, будут подозревать корысть. Чтобы поменять мам в больнице, надо поменять все общество.

ГОРДЕЕВА: Я в детстве врала постоянно. Я прямо жила в этом навранном мире. Ты про что врала?
ХАМАТОВА: Про всё. Вот именно что: навирала целый мир. Я была полностью опутана ложью: выдуманными историями, в которых мне было необходимо существовать, помнить все концы, всё предыдущее вранье, потому что надо было не сбиваться, чтобы выглядеть достоверно перед всеми теми, кому я вру!

Пятьдесят лет тому назад, в дни, когда советские танки вошли в Прагу, семь человек вышли на Красную площадь, чтобы выразить свое несогласие с тогдашней политикой нашей страны. Это было ошеломляющее, героическое действие, которое носило разовый характер.

потому что в воздухе носится непонятно в чьем мозгу родившаяся идея исключить специальность онкогематолога из минздравовского перечня

из перечня медицинских специальностей “внезапно исчезла” квалификация “онколог-гематолог”,