Александра Борисенко

Чертов ублюдок, самодовольный моралист! Он пользовался этикой, как уличная девка белилами. А потом пускал в ход свою виноватую растерянность вперемешку с самодовольством.

Дети разбрелись по свету и пишут мне лишь тогда, когда в них заговорит совесть

Почему литература заставляет нас преследовать литератора? Почему мы не можем оставить его в покое? Разве книг недостаточно? Флобер хотел, чтобы было достаточно: мало кто из писателей так верил в объективную реальность текста и незначительность личности автора; и все-таки мы упрямо ищем эту личность. Образ, лицо, подпись; статуя из девяноста трех процентов меди и фотография Надара; лоскут одежды, прядь волос. Отчего нас так тянет к реликвиям?

Насколько тонким должен быть намек, чтобы порваться?

Почему литература заставляет нас преследовать литератора? Почему мы не можем оставить его в покое?

Флобер заставляет нас задаться вопросом: разве ожидание удовольствия — не самое надежное из удовольствий?

Мои дети разлетелись; они пишут мне, когда их замучает совесть

«Люди делятся на два вида, — говорил судья Салливан. — Те, кто склонен верить, и те, кто не склонен. В моем зале суда мы ценим веру. Веру во все»

Если я что и знаю, — сказала она, — так это то, что о таких вещах надо говорить, пока они еще свежи в памяти. Иначе ты вообще о них никогда говорить не сможешь. Я хочу научить тебя о них говорить, потому что чем дольше ждешь, тем все это тяжелее и тяжелее, и оно так и будет гнить у тебя внутри, и ты вечно будешь думать, что это ты во всем виноват

Но как становятся взрослыми? Неужто единственно верный вариант — обзавестись парой? (Но если вариант только один, значит, вариантов нет вовсе.)