Георгий Дерлугьян

Имена основных теоретиков макроисторической науки достаточно известны специалистам – Фернан Бродель, Уильям МакНил, Чарльз Тилли, Джованни Арриги, братья Перри и Бенедикт Андерсоны, Рэндалл Коллинз, Майкл Манн, Иммануил Валлерстайн, Тимоти Эрл, Валери Бане, Джек Голдстоун. Все это значимые, но не самые знаменитые имена в социальной науке последних лет.

В нервозные дни подготовки американского вторжения в Ирак именно Варшава гордо пренебрегала намеками из Парижа не упускать «прекрасную возможность промолчать», когда ссорятся великие державы.

Именно в это время, в конце восьмидесятых, ослабление советского визового режима позволило потомкам кабардинцев и других черкесских народов, проживающих в Сирии, Иордании и Турции, приехать на землю предков. Большинство приехавших были куда более «чистыми» мусульманами, нежели местные жители, – они не употребляли алкоголя и говорили на удивительно старомодном наречии. Именно по этим причинам черкесы диаспоры казались местным гораздо более «настоящими» и нетронутыми советским обновленчеством. Паломничества на землю изгнанных предков стали очень волнующими событиями и поводом для возникновения дерзкой мысли, что в один прекрасный день соплеменники диаспоры (как многие из них клялись и обещали) смогут вернуться на Кавказ, возродив традиции и гораздо более многочисленную черкесскую нацию.

Церемониальное собрание неожиданно приобрело драматический характер с появлением милиции в защитном снаряжении и даже на бронемашинах. Впервые люди не в телевизионных новостях о протестах в странах капитала, а воочию в своем тихом городе увидели полицейские дубинки, немедленно окрещенные «демократизаторами». Известный кабардинский авторитет в области традиционного этикета, чей отец был Героем Социалистического Труда и уважаемым в республике председателем колхоза, обратился к грозно выглядящим, но в душе явно смущенным офицерам и генералам местной милиции с типичной для тех времен отповедью: «Посмотрите, что вы делаете. Вас же подставили! Это, по-вашему, демократия? Это уважение к воле народа? Мы же все советские люди, мой и ваши отцы когда-то вместе воевали против фашистов. Вы что, не понимаете, что здесь, в сущности, поминки по усопшим? Ведите себя как настоящие черкесы! Имейте хоть немного уважения к своим предкам и уберите подальше своих ментов с дубинками,

Северокавказская (вернее общечеркесская) революция внезапно вспыхнула от искры, которой стала Абхазия.

воспринимать оборону Абхазии – шагом к воссозданию Великой Черкесии? Мифической Конфедерации всех горцев? Исламским джихадом? (Это в защиту фактически язычников абхазов?!) Или же борьбой вместе с Россией против грузинского антисоветского сепаратизма? Но тогда что тут делают чеченцы?

Сегодня многие национальные активисты на Северном Кавказе утверждают, что если бы не это массовое изгнание, то их народы отнюдь не были бы столь малочисленными.

Публичные упоминания горских волонтеров, однако, сделались проблематичными уже вскоре после войны по достаточно понятным причинам, в том числе потому, что в Абхазии впервые заявили о себе чеченские командиры Шамиль Басаев и Руслан Гелаев[318].

В конце 1993 г. вернувшиеся из Абхазии кабардинские добровольцы встретили дома совершенно иные политические реалии. Революционная ситуация остыла до такой степени, что о ней стало даже неловко вспоминать.

Эффект травмы геноцида, актуализируемый абхазо-черкесскими национальными интеллигенциями вначале в литературных произведениях, а затем на площадках гласности и перестройки, все-таки сработал и в этом случае. Воодушевление и бешеная решимость наступающих кабардинцев заставили оцеплявшие площадь войска отступить и искать убежища в правительственных зданиях. Революционеры завладели в бою щитами, дубинками, касками и даже несколькими стволами оружия, что подвинуло их к дальнейшим шагам. А ведь это были вполне обыкновенные вчера еще советские люди. «Знаете, я никогда не мог вообразить себя делающим что-либо подобное, например, забраться на танк, стучать в люки, и, требовать, чтобы солдаты вылезли, и, отдали, нам оружие», – вспоминает молодой, застенчивого вида преподаватель в очках с огромными толстыми линзами.