Луи Фердинанд Селин

Отсюда уже никто не выйдет: Ваша судьба свершится! Как-нибудь вечером! В безумном смерче аккордов: Тот сумасшедший наверху вытащит и вашу карту: "Три карты"! Офицер ставит на все: Что там за движение?: Прямо из ада: выскакивают черти с хвостами из пакли, подпрыгивают, дрыгают ногами: все надежды, утраты, муки совести сплетаются в один узел: всю сцену захлестывают волны безумной ненависти: Начинается дикая сарабанда! Из объятого пламенем оркестра доносятся мучительные звуки скрипок: вы чувствуете приближение опасности: старая карга: воет!

со сверкающими на солнце болтающимися на жирной груди орденами: с голой "тыквой" Ленина посередине

Путешествовать – полезно, это заставляет работать воображение. Все остальное – разочарование и усталость. Наше путешествие целиком выдумано. В этом его сила

ни говори, первая примета аристократичности – ноги, это уж точно.

говорила это, чтобы я не мучился угрызениями совести. Планы… Я соглашался с ней. Даже стыдился, что она так старается меня сохранить. Я, конечно, любил ее, но еще сильней любил свой порок – тягу к бегству отовсюду, стремление искать неизвестно чего из дурацкой, безусловно, гордости, из убеждения в каком-то своем превосходстве.

Он всегда был несчастен, но теперь ему было необходимо срочно найти новую причину чувствовать себя несчастным. А это не так просто, как кажется. Мало сказать о себе: «Я несчастен». Это еще нужно доказать, бесповоротно убедиться в этом.

над смуглыми впалыми щеками у нее метался взгляд, мгновенно привлекавший к себе внимание и заставлявший забыть обо всем остальном, потому что от него невольно испытываешь известное удовольствие, которое потом стараешься удержать в себе. В нем была молодость.

В конце концов эта история стала чем-то вроде развлечения для всех обитателей дома. Вот во что превращаются наши секреты, как только мы прилюдно разглашаем их. Может быть, и в нас, и на земле, и на небе страшно только одно – то, что не высказано вслух. Мы обретем спокойствие не раньше, чем раз навсегда выскажем все; тогда наконец наступит тишина, и мы перестанем бояться молчать. Так когда-нибудь и будет.

Как я ни силился потерять себя, чтобы не оказаться вновь лицом к лицу со своей жизнью, она всюду вставала передо мной.

Вот говорят: век скорости. Это где? Все болтают: большие перемены. В чем? По правде сказать, ничего не изменилось. Все по-прежнему любуются сами собой, и точка. И это тоже не ново. Изменились одни слова, да и те не очень: одно-другое, мелочь всякая.