Абрам Ластгартен

Когда первые караваны мигрантов достигли Уистлы в 2018 году и толпы оборванных, истощенных людей, многие с младенцами на руках, стали скапливаться на площадях, Родригес с женой перетряхнули шкафы, взяли кукурузу, печеные бобы, лепешки и одежду, из которой выросли дети, и отвезли в центр города, где церковь и местные активисты организовали для беженцев палаточный лагерь и поставили туалеты.
Но с каждым новым караваном, рассказывает Родригес, его благожелательность таяла. «Это как звать гостя на ужин. Ты позовешь его один раз, другой, но не станешь ведь звать в шестой раз?» Когда четвертый караван мигрантов пришел в Уистлу в марте, Родригес остался дома.

Чиновники долго спорили, кто должен платить за убежище, экстренные службы, еду и лекарства для беженцев, а затем понадеялись, что частные благотворители смогут что-нибудь придумать. Церковные общины сняли тысячи гостиничных номеров, доставляли еду, организовывали консультации и так далее.

встанет перед выбором, который должны будут со временем сделать все богатые сообщества на Земле: выбором между обществом, которое строит стены, и, говоря языком благотворительных организаций, обществом, которое «строит колодцы».
По всему свету страны выбирают стены. Еще до коронавируса Венгрия отгородилась забором от Сербии — и это лишь небольшая часть более чем тысячи километров стен, воздвигнутых на границах Евросоюза с 1990 года. Индия выстроила стену на протяжении почти всех 2500 километров границы с Бангладеш, чей народ будет в первом ряду пострадавших от растущего уровня моря.
В Соединенных Штатах, разумеется, тоже возводят стены. И материальные, и фигуральные, которые, впрочем, могут иметь даже больший эффект.