Я не был обращён, — сказал Лайак. — Человек, лицо которого находится под этой маской, был взят, сломан и переделан. Моя вера священна потому что она — ложь, а вся ложь — музыка в ушах Пантеона. Подобное благочестие ложное и созданное, но зато чистое. Ты живёшь для Гора, для своего легиона, для своих братьев. Это твоя правда. Моя в том, что я — ничто. Сын, покинувший отца. Брат, сделавший этих братьев своими рабами. — Лайак кивнул на рабов клинка, неподвижных и тихих, стоявших в восьми шагах от него. — Я такой же, как и ты, Эзекиль Абаддон.