Эрнест Хемингуэй

Того, кто занят своим делом и получает от него удовлетворение, бедность не угнетает.

Любовь — навозная куча, — сказал Гарри. — А я петух, который взобрался на нее и кричит кукареку.

ел устрицы, отдающие морем, со слабым металлическим привкусом, смывая его холодным белым вином, так что оставался только морской вкус сочного мяса, пил сок из раковин и его тоже запивал прохладным вином; чувство опустошенности исчезло, я повеселел и стал строить планы.

Пиво было очень холодное и чудесное. Картофель плотный, с уксусом и вкуснейшим оливковым маслом. Я намолол на картошку черного перца и обмакнул хлеб в масло. После первого жадного глотка я пил и ел очень медленно. Салат кончился, я заказал еще порцию и cervelas. Это большая сарделька, разрезанная вдоль, под особым горчичным соусом.
Я собрал хлебом все масло и весь соус и пил пиво медленно, пока оно не согрелось; тогда я его прикончил, заказал demi[22] и посмотрел, как ее наливают. Она показалась мне холоднее, чем distinque, и я выпил половину.

длинный, как день без завтрака.

Но человек не для того создан, чтобы терпеть поражения, — сказал он. — Человека можно уничтожить, но его нельзя победить.

Рыба — она тоже мне друг, — сказал он. — Я никогда не видел такой рыбы и не слышал, что такие бывают. Но я должен ее убить. Как хорошо, что нам не приходится убивать звезды!

Пустяки! Я всегда могу занять два доллара пятьдесят.

— Я, наверно, тоже мог бы. Только я стараюсь не брать в долг. Сначала просишь в долг, потом просишь милостыню…

Ужасно легко быть бесчувственным днем, а вот ночью — это совсем другое дело.

Никто, покинувший свою родину, не написал ничего, достойного увидеть свет. Даже в газетах.