Дмитрий Тренин

С XVIII века Россия играла роль одного из гарантов европейского баланса, а также — внутри собственных границ — проводника модернизации и оплота евразийского равновесия. Действия России дважды освобождали Европу от единоличного владычества одной великой державы — наполеоновской Франции в XIX веке и гитлеровской Германии в ХХ.

Эти роли были сопряжены с огромными жертвами с российской стороны — как человеческими, так и материальными. Войны XVIII — начала XIX века «за европейское равновесие» были для России разорительны и по большей части бессмысленны. В ряде случаев русские войска воевали за интересы Англии и за ее же деньги [32]. Побеждая вторгнувшегося врага большой кровью в отечественных войнах, российская армия в заграничных походах больше помогала другим, зарабатывая себе лишь славу — например, под водительством фельдмаршала Александра Суворова в Италии и Швейцарии — и очень дорогой ценой. Затем Россия, как правило, проигрывала политически в послевоенный период. Так было в XIX (Крымская война) и в XX веке (окончание холодной войны).

В первой половине и середине XIX века Россия пыталась играть идеологическую роль поборника легитимизма и консерватизма в Европе перед лицом национально-освободительных и революционных движений. Тем самым Россия заработала в прогрессистских и левых кругах прозвище Жандарм Европы. Вместо благодарности спасаемых монархий, однако, она вызвала с их стороны стойкие опасения перед русской мощью. В то же время в глазах европейских социалистов и националистов Россия стала синонимом душителя свободы [33]. Порожденные в тот период страхи перед Россией и брезгливое отторжение ее влияния сохраняют значение до сих пор.

Были у России и роли, которые ей приписывали. Сопротивление русских княжеств монголам ослабило силу монгольского нашествия на Европу, но вряд ли положение щита от азиатских кочевников было принято русскими князьями сознательно. Другой популярной концепцией была роль России как моста между Востоком и Западом, центра и модератора межцивилизационного диалога. На самом деле Европа и Азия встречались и активно взаимодействовали и помимо России. Походы Александра Македонского, экспансия Рима, Великий шелковый путь и маршрут Марко Поло связывали восток и запад Евразии путями, проложенными гораздо южнее российских рубежей. Наконец, еще одной придуманной ролью является роль России как буфера между Европой и Китаем. Служить Европе в таком качестве России нет, конечно, никакого резона.

Миссия отличается от роли своей осознанностью и нацеленностью на определенный идеал. Русские мыслители думали о высокой всемирной миссии для страны. Петр Чаадаев мрачно говорил о России как о предостережении для остального человечества, как о стране-антипримере [35]. Этот горький вывод одного из первых русских философов подхватили в последние годы существования советского коммунистического режима многие публицисты. Федор Достоевский говорил о русском народе как об избранном народе Божием, но избранном не для соперничества с другими народами и не для господства над ними, а для свободного служения народам и для осуществления в братском союзе с ними истинного всечеловечества или вселенской Церкви. Задатком этого Достоевский считал слабость национального эгоизма и исключительности в русском народе, его неспособность возводить свое несовершенство в закон [36]. Владимир Соловьев считал, что великое историческое призвание России есть призвание религиозное. Православие, подчеркивал он, не национальная, а вселенская религия; христианские ценности стоят выше государственных интересов