Лилианна Лунгина

Но его мысли занимало другое: ее слова о мудрости, брошенные как бы между прочим. Как много он пережил: страхи и радости, печали и торжество победы. Не успевало сбыться одно его желание, как он уже торопил другое, ни на минуту не зная покоя. Ничто его не удовлетворяло. Но быть мудрым значит быть выше всего, выше радостей и страданий, выше страха и сострадания, тщеславия и обид. Быть мудрым значит стоять надо всем, никого не ненавидеть и никого не любить, а к неприязни других, как и к их привязанности, относиться с полным равнодушием. Кто поистине мудр, тот ничего не принимает близко к сердцу. Он недосягаем, и ничто не может его задеть. Да, быть таким! Это достойно стать его последним желанием! И оно приведет его к Истинному Желанию, о котором говорил Граограман. Теперь наконец он понял, что тот имел в виду. И он пожелал стать великим мудрецом, самым мудрым во всей Фантазии!

И вот однажды вечером, когда они сидели за ужином, он заговорил об этом с Аюолой Цветущей. Выслушав все, она долгое время глядела на него молча. Выражение ее лица было ему непонятно.

— Вот теперь ты нашел свое последнее желание, — сказала она. — Твое Истинное Желание — это желание любить…

— Но почему я этого не могу, Аюола?

— Ты еще сможешь, но только когда напьешься Живой Воды, — ответила она. — И тебе нельзя вернуться обратно в свой Мир, не принеся этой воды другим.

Он чувствовал, что уже насытился даже ее заботой и нежностью. И по мере того как его потребность во всем этом убывала, в нем пробуждалось желание совсем иного рода. Оно очень сильно отличалось от всех его прежних желаний. Ничего подобного он еще никогда не испытывал. Ему хотелось самому научиться любить. С удивлением и грустью он понял, что этого он не умеет. Желание становилось все сильнее, превращаясь в тоску.

Человеческие страсти удивительно загадочны, и дети подвластны им не меньше, чем взрослые. Те, кем они завладеют, ничего не могут толком объяснить, а те, кто не ведает страстей, и представить себе не в силах, что это такое.

Он не любил книжки, в которых уныло рассказывалось об обыденной жизни обыкновенных людей. Такими наблюдениями он был сыт по горло, зачем же ещё об этом читать? Кроме того, он приходил в ярость, когда замечал, что ему, вроде бы невзначай, настойчиво что-то внушают. В таких книгах всегда – то более, то менее явно – подсовывают читателю какое-нибудь назидание.

и плевать им на то, что у взрослых частенько паршиво на душе.

Ведь он терпеть не мог, когда ему лезли в душу.

Казалось, от этой книги исходит какая-то волшебная сила и властно его притягивает.

Совесть, молчавшая в книжной лавке, вдруг проснулась и заговорила.

Все доводы в оправдание поступка, которые казались такими убедительными, разом потеряли силу и растаяли, словно снеговик при появлении огнедышащего дракона.