Андрей Фоменко

Музейный остров, история которого в пять с лишним раз короче, был построен, расширен, перестроен и наконец практически разрушен. Сегодня он представляет собой не единое целое, а фрагментарную, жалкую тень того, чем был когда-то.

тогда как Лувр пережил почти восемьсот лет бурной истории если не совсем невредимым, то по крайней мере как некое органическое целое, то Музейный остров, история которого в пять с лишним раз короче, был построен, расширен, перестроен и наконец практически разрушен. Сегодня он представляет собой не единое целое, а фрагментарную, жалкую тень того, чем был когда-то. Если Лувр – это памятник французской истории и национальной славы, то Музейный остров – куда более двусмысленное напоминание о неоднозначной истории Германии: о ее империалистических корнях, фашистском саморазрушении, разделении государства и демократическом возрождении.

Музейный остров Боде, который служил музеологическим образцом в первые десятилетия XX века, едва ли можно считать пережившим Вторую мировую войну. Случайное разделение коллекции между Востоком и Западом, масштабные разрушения его архитектуры и неспособность восточногерманского режима сохранить остатки в сколько-нибудь удовлетворительном состоянии – все это делает чудом существование даже того немногого, что мы видим сегодня.

Отчасти в силу идеологических соображений, но в основном просто из-за нехватки средств коммунисты провели лишь самые основные ремонтные работы.

Национальная галерея, Пергамон, Музей Боде и Старый музей снова открылись для публики в 1960-х годах как чисто функциональные пространства, бесконечно далекие от оригинала времен Боде.

архитектурная целостность комплекса была буквально разорвана на части: его фрагменты варьировали от наспех отремонтированных до едва узнаваемых.

множество вопросов относительно статуса недостроенных зданий, военных разрушений и послевоенных реконструкций, которые сами уже стали историей.

Старый музей тоже сильно искажен: оригинальные интерьеры Шинкеля уничтожены и заменены простодушной версией приглаженного «социалистического классицизма».

ситуацию усугубили стихии, действию которых на протяжении полувека подвергался полуразрушенный музей, и неуклюжие реставрационные работы, спешно проводившиеся на разных этапах в течение послевоенного периода.

Требовалось не устранить шрамы бомбардировок и разрухи, а тонко вписать их в общую структуру – примерно как при реставрации произведений старых мастеров.