Михаил Осташевский

храму прилегает такой же деревянный забор. Высокий, за ним не видно ничего. Храм-то сам в лесу стоит, прямо у озера. Вокруг забора хижины небольшие, наверное, штук двадцать, в них самые преданные приспешники живут, кого в храм не пускают. Озеро себе выкопали, как древние укры — Чёрное море.

— Вот гад какой, подслушивал! Ну зато Киев наш, — заулыбался мичман, подождав, пока капитан отойдёт на приличное расстояние.

— Наш-то наш, а толку? Лишние расходы на восстановление городов, инфраструктуры, — понизил голос, ответил один из офицеров. — У нас и так половину флота расформировали. Думаешь, мы первые? Хер там плавал, третья подлодка за последний год — и все последнего поколения

место заняла толстая недовольная женщина лет тридцати пяти с двумя детьми, плотно закутанными в тряпки так, что лиц не было видно. Дети недовольно заозирались в поисках свободных мест, но мамаша, крепко держа за руку более настырного, отвесила ему нехилый подзатыльник. Капюшон слетел с головы, и перед капитаном оказался чёрный мальчик. Нет, не грязный — чёрный. Тот тут же накинул капюшон обратно и уткнулся в подмышку своей матери. «Наследие чемпионата мира восемнадцатого», — ухмыльнулся про себя капитан.