Леонид Клейн

Один из главных секретов счастливой жизни — умение полюбить обыденность, примириться с ней как с важнейшей частью жизни.

этом-то и есть искусство любви к обыденности — попробовать взглянуть на нее иначе и увидеть то, что не имел возможности наблюдать прежде, сделать что-то по-другому. Встать на плечи великанов, чтобы подняться еще выше и сказать миру свое новое слово.

Горит звезда, дрожит эфир,
Таится ночь в пролеты арок.
Как не любить весь этот мир,
Невероятный Твой подарок?
Ты дал мне пять неверных чувств,
Ты дал мне время и пространство,
Играет в мареве искусств

оей души непостоянство.
И я творю из ничего
Твои моря, пустыни, горы,
Всю славу солнца Твоего,
Так ослепляющего взоры.
И разрушаю вдруг шутя
Всю эту пышную нелепость,
Как рушит малое дитя
Из карт построенную крепость.

Александр Островский — первый русский писатель, в чьих произведениях на авансцену вышли купцы. До того момента литература была по большей части дворянской и рассказывала о людях, в общем-то, праздных.

Можно пойти вслед за Николаем Добролюбовым, одобренным советским образовательным стандартом, и увидеть в произведениях Островского описание «темного царства», а можно отойти от традиции русской критики искать социально-экономические предпосылки во всем, что возможно, и посмотреть на сюжеты драматурга как на истории людей, оказавшихся в определенных жизненных условиях. Разве мы рассматриваем, например, пьесы Уильяма Шекспира как произведения, обличающие звериный оскал феодального строя? Почему, например, мы не пытаемся найти в комедиях Карло Гольдони историй об угнетении сотрудников сервисного бизнеса? Отчего мы видим в фильмах Гая Ричи забавный и головоломный сюжет, не ломая голову над тем, имеют ли цыган-мошенник, мелкий спортивный промоутер, крупный наркоделец право или они твари дрожащие?

Кстати, деловая лексика тех времен существенно отличается от современной. Мы понимаем ее, но воспринимаем как архаику. И вот уже в тексте, посвященном русским негоциантам XIX века, мы вынуждены использовать заимствованные слова, например, «кейс» вместо «опыта», «бизнес» вместо обладающего более широким смыслом «дела». Уже никто не назовет предпринимателя или бизнесмена купцом, менеджера — приказчиком, а начальника отдела в госструктуре — столоначальником. Прекрасные русские слова ушли из обихода в советское время, но не вернулись вместе с рыночной экономикой — русские деловые традиции были утеряны, их заменили западные практики, а вместе с ними пришла и терминология. К слову, Островский не приветствовал западные веяния. Например, пьесу «Бедность не порок» он написал в том числе и для того, чтобы высмеять то, как купцы бездумно следовали «заграничным модам»

Немного чуда и удачное стечение обстоятельств — вот слагаемые счастливого финала от Александра Островского. Как только автор отходит от этого правила и его герои всерьез соприкасаются с реальной жизнью, комедия заканчивается. Как в «Грозе» — одной из самых известных пьес Островского.

С этой точки зрения интересно наблюдать поведение мужчин-героев в пьесах. Мало кто из них, влюбившись, борется за свое счастье, демонстрирует настойчивость и бойцовские качества. В «Грозе» Борис, по сути, сбегает

Неудивительно, что «Свои люди — сочтемся» очень сильно обидела влиятельное московское купечество — после коллективной жалобы комедию запретили к постановке, автора уволили со службы и отдали под надзор полиции. Цензор писал: «…Все действующие лица: купец, его дочь, стряпчий, приказчик и сваха отъявленные мерзавцы. Разговоры грязны; вся пьеса обидна для русского купечества».

Обида купцов понятна — раскрыт механизм популярной аферы, герои алчны, деньги оказываются важнее закона и самое главное — семейных, родственных отношений. Банкротство духа налицо. И представлено это в виде комедии. Как тут не обидеться?