Делия Оуэнс

На то и нужна поэзия, душу бередить.

Привела ее сюда лишь надежда на близость, на ласку, на чье-то прикосновение. Но Чез не касался, он лапал; эти руки ничего не давали, они норовили заграбастать.

Болото знает о смерти все; смерть здесь — далеко не всегда трагедия и уж тем более не грех.

это вам не песенка про трех слепых мышат, что бегут “за фермершей следом, которая им хвосты отру­била ножом кривым”!

Патти Лав работала в магазине полдня, а остальное время наносила визиты и раздавала приглашения — то на ежегодный чемпионат по лоскутному шитью, то на фестиваль “Королева крабов”.

В округе уже двадцать лет как никого не казнили, а женщин — и вовсе никогда.
Киа слышала все до последнего слова. Смерти она не боялась, ее не пугало, что оборвется эта призрачная жизнь. Но то, что убьет ее чья-то рука, обдуманно, в назначенный час, не укладывалось в голове, и сердце замирало от ужаса.

— Кто теперь стряпать будет? — спросила Киа вслух. А могла бы спросить: “И танцевать кто будет?”

Тяготы меняют лица, но глаза — ок­но в прошлое,

Киа прижала ладонь к влажной, дышащей земле, и земля утешила ее, как мать.

Осенние листья не падают, они летят. И никуда не торопятся, им лишь бы побыть в воздухе подольше, хоть на миг, — другого случая им не представится. Искрясь на солнце, они кружились, парили, порхали, подхваченные крошечными вихрями