Герман Мелвилл

мои строгие моральные принципы не позволяют мне, выйдя на улицу, упорно и старательно сбивать с прохожих шляпы

«Не думай» — вот моя одиннадцатая заповедь. А двенадцатая: «Спи, когда спится».

начинает энергично брить, вернее гарпунировать себе щёки

Отец Мэппл поднялся и скромным, мягким голосом отдал повеление своей разбредшейся по часовне пастве собраться и сесть потеснее: «Эй, от левого борта! Податься вправо! От правого борта – влево! В середину, в середину!»

«Не думай» – это у меня одиннадцатая заповедь; а двенадцатая: «Спи, когда спится».

из-за малого количества английских китобоев

все мы живём на свете обвитые гарпунным линём. Каждый рождён с верёвкой на шее; но только попадая в неожиданную, молниеносно затягивающуюся петлю смерти, понимают люди безмолвную, утончённую, непреходящую опасность жизни.

Имя этого кита не может не вызвать протеста своей неопределённостью. Ибо все мы, и на суше, и на море, убийцы, включая бонапартов и акул.

О Ахав! всё величие твоё лишь в том, что сорвано с небес, поднято из глубин, вылеплено из бесплотного воздуха!

Поразительно было, как это он умудрялся такими небольшими – сравнительно – глотками поддерживать жизнь, разлитую по его громоздкому, царственному, великолепному телу. Надо полагать, этот благородный дикарь мог досыта напитаться и допьяна напиться щедрым воздухом, через расширенные свои ноздри втягивая в себя жизнь из высших сфер.