Юлия Серебренникова

слова антрополога Дэвида Гребера из его книги «Возможности»: «Революционное действие — это не форма самопожертвования или угрюмая решимость сделать всё возможное ради достижения свободного мира в будущем. Это демонстративное, настойчиво свободное поведение — словно свобода уже обретена».

«Потребление — это не страсть к субстанциям, это страсть к коду», — пишет Бодрийяр.

Ты как будто совсем не спал, сказал Герион.

. . . . . . . . . . . .

Холодновато тут тебе не холодно вот так сидеть?

. . . . . . . . . . . .

Может пойдем позавтракаем.

. . . . . . . . . . . .

Или просто дойдем до центра ты наверняка хочешь кофе

. . . . . . . . . . . .

Свобода — это процесс, в ходе которого вы развиваете привычку быть недоступным для рабства

Как сказала художница Тала Мадани: «Иногда я говорю студентам, если они делают работу, которая понравится их маме, у них проблемы».

Детство было как будто чем-то укрыто. Думаю, дело в монашках. Своими головными уборами, похожими на ведерки мороженого, плотными, ниспадающими черными одеждами, которые слегка касались покрытия школьного двора и пропитанных маслом деревянных полов моей школы, монахини окутывали мир благоразумием и богом. Правила заливали календарь, циферблат, и день, и небо, весь мир был правилами — ведом богу, говорили монашки

Но она была из Нью-Йорка, из еврейской семьи, и родилась сразу умной.

Убеждения Данте в структуре поэмы — как окна в здании собора

Моя семья была как стая злобных кошек.

Она читала нараспев. Как будто она была маленькой некрасивой церковкой. Мне казалось, что она некрасивая. Женщина может быть такой неряшливой, такой мрачной. Но это было здорово. Вот, это поэт. Одно ее стихотворение было о Нью-Йорке, о зданиях и о том, как несчастна она там была. «Между многоквартирными домами Нижнего Ист-Сайда небо как платок, в который высморкались». Облака полны соплей. Что за мысль. Стихи некрасивой жен­щины