Борис Акунин

Никого нельзя облагодетельствовать насильно. Такие дары будут восприниматься как агрессия и отторгаться. Возникнет сопротивление, появятся смелые люди, еще предприимчивей и изобретательнее вас. Они скинут ваше п-подводное иго.

Но всё контролировать нельзя. Разве что при помощи тотального принуждения и страха. Однако это конструкция непрочная и недолговечная.

в таком случае очень многих тоталитарных правителей следует диагностировать как законченных параноиков. Характерная для этой аномалии «моноидея» у таких людей принимает один и тот же вид мании преследования, мучительной недоверчивости и подозрительности – и нельзя сказать, чтобы эти навязчивые идеи не имели под собой оснований. Самодержавным властителям всегда есть чего опасаться, просто наиболее мнительные из них иногда утрачивают адекватность. Парайноя – профессиональное заболевание диктаторов, как коронованных, так и некоронованных.

Наш русак будет в дырявой избе сидеть, сухой коркой кормиться, лупи его кнутом, детей отбери – но если дашь ему величие, всё тебе простит.

Причина, конечно, заключалась в том, что царю были «нужны не гении, а исполнители». Гении же исполнителями быть не умеют, даже если очень хотят (случай Гоголя).

сли начнешь истреблять всех, кто стоит на твоем пути, в конце концов останешься на свете один

а между тем я тоже частенько не мог отделаться от ощущения, что многие люди похожи на погасшие светильники – не излучают ни света, ни тепла.

Сказано у поэта: всяк развлекается как может, но всех стреножит смерть одна. Или, как говорит немчура, йедес тирхен хат зайн плезирхен – у каждой зверушки свои игрушки.

Как кстати тут слова почтеннейшего Федора Михайловича Достоевского из только что вышедшей майской книжки „Дневника писателя“: „Милые, добрые, честные (все это есть у вас!), куда же это вы уходите, отчего вам так мила стала эта темная, глухая могила? Смотрите, на небе яркое весеннее солнце, распустились деревья, а вы устали не живши.“»

Что-то нравитесь вы мне, больно хорошо молчите.