Мэгги Доэрти

«Мои книги делают меня счастливой282, — объяснила она однажды. — Они стоят там и как будто говорят: „Ну, нас ведь написали, и ты свою напишешь“».

Иногда Секстон чувствовала, что заданный вопрос для нее слишком сложен, и просила Кумин помочь с ответом. В какой-то момент во время обсуждения кто-то спросил Секстон о том, как она выстраивает процесс самоанализа. Как узнать, что стихотворение закончено? «О, это очень сложный процесс, — ответила Секстон и сделала паузу. А потом добавила: — Я звоню Максин и спрашиваю ее».

Записка была краткой. «Я только хочу сказать, что я люблю тебя, и буду писать, и не умру, и вернусь домой такой же»447, — написала Секстон. Она подписала письмо «Энн (я)», как бы напоминая Кумин — и самой себе, — кто она такая.

У семейства Кумин на ферме было полно домашних животных, и за всеми надо было присматривать: у них были овечки Гертруда Стайн и Алиса Б. Токлас, далматин по кличке Цезарь, две лошади — Джунипер и Таша и несносный козел по имени Оливер.

Однажды Секстон призналась в одном из писем: «Я запасаюсь книгами. Они — люди, которые меня не покинут» [2].

В тот момент я почувствовала: быть в библиотеке одной — невероятное везение, а еще большее везение заключается в том, что мой парень живет в другом городе.

Но белый штакетный заборчик не спасает от натиска кошмаров.

На семинарах было так мало мест, и так много молодых писателей жаждали признания. Их связи были эфемерными: после вечеров, проведенных в баре, женщины возвращались домой к мужьям. Наутро, несмотря на все сложности (или, возможно, благодаря им), отношения супружеских пар оказывались стабильнее, чем женская дружба.

Секстон считала, что худшая проблема в ее жизни — «быть женщиной, которая занимается чем-то вроде поэзии»

В начале сентября в одном из писем Энн рассказывает, что «истинная природа поэта» в том, чтобы «изолироваться и всегда быть наблюдателем своей собственной жизни» [455]. Конечно, это все прекрасно, рассуждала она, но «что хорошего в изоляции, если ее не с кем обсудить».