Валя Филиппенко

В сентябре есть арбузы приятно: ты будто ещё на десять минут возвращаешься в лето.)

Он был весь расстроен, как старое пианино. Всё ронял. Стучал подошвами, как клавесин. Гудел себе под нос, как труба. Это был целый концерт недовольного папы.

музыка пахла взглядом в светлое будущее, чесноком и луком.

Он перестал дуться, как туча, отказываться от еды и по ночам играть на фортепиано какую-то грустную, пугающую музыку, похожую то ли на ураган, то ли на шторм, то ли на очередь к стоматологу.

Напившись какао, натанцевавшись вальса и египетского танго, потом достав из холодильника мороженое и творожные колечки, которые мама припасла на завтрак, мы с папой поняли, что хандра измотана, буквально еле дышит, но не сдаётся.
Стоило стихнуть звуку папиного голоса, мне на глаза наворачивались, словно тучи на небо, слёзы, начинал дрожать подбородок и всё вокруг темнело и скисало, как сметана в борще.

— Дело не только в золоте и деньгах. — Он обнял меня. — Мне важно быть полезным.
Я представила, что у папы есть режиссёрский стул, на котором написано «Полезный человек»,

квадратной комнате с крашеными стенами, очень неуютной, пахло кофе, женскими духами, горячими батареями и корвалолом. За столами с телефонами и блокнотами сидели абсолютно одинаковые женщины с пышными причёсками и широкими плечами пиджаков.
«Тебе кого?» — спросила одна из них.