Андрей Аствацатуров

о история человеческая примерно вся состоит из освенцимов разной степени, и другого человечества у нас для вас нет.

Человек превращается в писателя тогда, когда только начинает чему-нибудь удивляться. Когда его что-нибудь озадачит. Ну, к примеру, насущный вопрос, где взять деньги.

Им назначили европейские зарплаты на период работы в центре и поручили провести экспертизу проектов соискателей, то есть, попросту говоря, поручили решать, кому выдавать деньги (тогда мы впервые услышали это магическое слово “гранты”), а кому в деньгах отказать. Деньги, разумеется, были распределены экспертами по справедливости – в основном между близкими друзьями и коллегами

женщине, чтобы привлечь внимание двуногих существ противоположного пола, следует подчеркивать только одну какую-нибудь деталь своей физиономии, а не все сразу. Иначе у мужчины рассеивается внимание и, как следствие, пропадает желание

Династическая дружба вроде хронического заболевания. Сначала она кажется неприятной, но со временем свыкаешься. От нее невозможно излечиться. Даже повседневные заботы не помогают

Она, похоже, принадлежала к той породе женщин, которых от счастья всегда что-то отделяет – обычно это маленький бюст и лишняя пара килограммов

Я пытался слепить что-нибудь эпическое и – вот полюбуйтесь – снова стал ковыряться, как жук в дерьме. У меня всегда так. Сяду писать одно, а напишу непременно уж другое.

Так вот эта Галина Павловна пришла проверять, с какой скоростью мы читаем и сколько слов сможем прочесть за минуту. Всех выгнали за дверь, а потом вызывали в класс по одному, совали в руки книжку и заставляли читать вслух. Мы стояли в коридоре и тряслись от страха. Некоторые то и дело бегали в туалет.

ч.

Родители не поощряли моей дружбы с Безенцовым. Они, видимо, подозревали, что его мнение для меня гораздо важнее их собственного.

— Безенцов этот, я погляжу, твой духовный вождь, — иронически говорил папа.

Выражение «духовный вождь» мне очень нравилось. Я его тогда часто повторял.

— А кто у тебя духовный вождь? — спросил я однажды папу.

— Иммануил Кант, — коротко бросил папа, и больше с подобными вопросами я к нему не приставал.

ы лежал совершенно голый (спущенные до колен трусы не в счет), беззащитный и одинокий. Ожидание укола, пока медсестра наполняла шприц возле столика, длилось целую вечность. Ты ощущал на себе, своей голой и позорной попе взгляды одноклассников