Союз

как в кошачьих глазах, в них отражалось качание веток и ток облаков, но ни единой мысли, ни чувства

Да, – сказала Пру, в своей задумчи‍

Над головами хлопали паруса. Вода урчала и шлепалась о борта лодки, сонно подставлявше

Им-то недолго осталось, говорил мистер Рэмзи старому Мака‍

Теперь мне кажется, что возможна красота без шипов и чувственные наслаждения без муки.

На страсти мужчины основано могущество женщины, и она отлично умеет воспользоваться этим, если мужчина оказывается недостаточно предусмот­рительным. Перед ним один только выбор — быть либо тираном, либо рабом. Стоит ему поддаться чувству на миг — и шея его уже ока­жется в ярме, и он тотчас почувствует на себе кнут.

Гоголь, этот русский Мольер, где-то гово­рит — не помню, где именно... ну, все равно, — что истинный юмор — это тот, в котором сквозь «видимый миру смех» струятся «незримые ми­ру слезы».

Холодное кокетство прекрасной женщины, с которым она драпирует свою красоту темными собольими мехами, строгость, жестокость, ле­жащая в дивных чертах мраморного лица, меня чаруют и в то же время внушают мне ужас.

Любить, быть любимым — какое счастье! И все же как бледнеет очарование это­го счастья перед полным муки блаженством — боготворить женщину, которая делает нас сво­ей игрушкой, быть рабом прекрасной тиранки, безжалостно попирающей тебя ногами.

Вы понимаете любовь, — заговорила она, — и прежде всего женщину, как нечто враждебное, как то, от чего вы стараетесь, хотя и тщетно, защититься, но чью власть вы вос­принимаете, однако, как сладостную муку, как щекочущую нервы жестокость. Взгляд вполне современный.