Удивительно как М.Ю.Лермонтов в таком, можно сказать раннем возрасте чувствовал и сумел передать образы людей, быт, чувства. Кстати все это актуально и сегодня.
Перечитавшая классику спустя 25 лет понимаешь как интересно прошли эти годы и ты находишь смыслы там, где раньше их даже не искал. Спасибо М.Ю.!
Григорий Александрович Печорин — прапорщик.
Максим Максимыч — штабс-капитан, одинокий, честный и благородный старик, привязавшийся к Печорину.
Бэла — молодая черкешенка, гордая и очень красивая дочь князя.
Казбич — черкес, горец, влюблённый в Белу.
Азамат — черкес, сын князя.
княжна Мери Лиговская.
Вера[2].
Грушницкий — юнкер, позже произведённый в офицеры.
доктор Вернер[3].
Вулич — поручик.
- Да, такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали - и они родились. Я был скромен - меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, - другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, - меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, - меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду - мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние - не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, - тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней, и я вам прочел ее эпитафию. Многим все вообще эпитафии кажутся смешными, но мне нет, особенно когда вспомню о том, что под ними покоится. Впрочем, я не прошу вас разделять мое мнение: если моя выходка вам кажется смешна - пожалуйста, смейтесь: предупреждаю вас, что это меня не огорчит нимало.
В детстве, прочитав это произведение, я была долгое время под впечатлением. Книга меня очень захватила. Сейчас прочла и ощущения уже иные, как впрочем и многие другие впечатления от прочитанных книг в детстве и сейчас. Интересно!
Классика
Грустно